Проза жизни [Обыкновенная жизнь] - Иоанна Хмелевская

— Признаться, — заговорила она в порыве вдохновенья, — мне действительно надо обделать одно дельце, пока не стемнело.

— Родители запрещают поздно возвращаться?

— Не родители, а милиция.

Богусь, уже дошедший до дверей, изумлённо обернулся.

— Вот это да! А что ты натворила?

— Влипла в дурацкую историю, — ответила Тереска, радуясь возможности сообщить, что и в её сереньких буднях есть место интригующим авантюрам. — Я уже тебе говорила про свои идиотские проблемы. Нас со Шпулькой пытаются убрать какие-то типы. Помнишь Шпульку? Так вот, типы подозрительные, замышляют преступление, а опознать их можем только мы. Вчера вечером они за нами следили…

Заинтригованный Богусь смотрел на неё пристально, но недоверчиво.

— А вы случайно манией преследования не страдаете?

— Если и страдаем, то не в одиночку. К нам подключилось все местное отделение милиции. В тёмных местах нам появляться запретили. Я, конечно, не очень-то этих типов боюсь, но Шпулька перепугана страшно, и можно её понять. Она меня сейчас ждёт, мы с ней должны съездить за город.

— Интересно, — сказал Богусь, спускаясь по лестнице. — Разумеется, я тебя задерживать не стану. А какое они замышляют преступление?

— Понятия не имею. Мы знаем, что они кого-то хотят убить, а вот кого, неизвестно. Милиция занялась этим делом, мы не встреваем.

— Правильно, от таких дел лучше держаться подальше. Значит, по вечерам тебя из дома не выпускают?

— Ну что ты! Конечно, выпускают. По городу мне разрешено гулять, нельзя только заходить в места, где темно и пустынно. В кино, например, ходить можно… Я так давно в кино не была!

В горле у Терески словно картофелина застряла, жёсткая и сырая. Что если он не понял намёка?.. Распрощается и исчезнет, а потом снова явится в самый неподходящий момент… Нет, больше ей такого не вынести…

— В кино можно? — оживился Богусь. — А что, неплохая идея. Ты какой фильм хочешь посмотреть?

— Да хоть какой, я давно уже ничего не видела.

— В «Палладиуме», кажется, идёт интересный фильм. Надо будет тебя на него сводить.

— Может, сходим завтра? — робко предложила Тереска. Затаив дыхание, она ждала ответа.

— Нет, завтра не получится, а вот послезавтра сходим. На шестичасовой сеанс.

Богусь смолк, размышляя о том, что сводить в кино потенциальную жертву убийства даже интересно. К тому же его разбирало любопытство, что наденет на себя Тереска по такому случаю.

— Ладно, значит, послезавтра, — согласилась Тереска, стараясь не взорваться от счастья. — А где мы встретимся?

— В центре где-нибудь. Можно перед «Орбисом» на Братской. В полшестого. Согласна?

Тереска была согласна на любое место и на любое время, даже на трамвайное депо в полночный час. Ей было невдомёк, что Богусь, собравшийся кое-что уладить в «Орбисе», нарочно выбрал филиал поблизости от кинотеатра — он опасался, как бы дама не опозорила его своим нарядом, если с ней придётся ехать через весь город. Тереска не знала о его тайных опасениях, а если бы узнала, все равно не стала бы отказываться от счастья. Наконец-то её любовные дела пошли на лад!

Добравшись до калитки, оба занервничали. Богусь только сейчас заметил, что грязную тряпицу Тереска прихватила с собой. Его даже в жар кинуло при мысли, что кто-то сможет увидеть его в таком обществе. Он лихорадочно выискивал благовидный предлог, чтобы отделаться от девушки. Тереска, жаждавшая, чтобы Богусь проводил её, тем не менее тоже была непрочь от него отделаться: незачем Богусю знать о саженцах, а тем более о том, на чем они их перевозят. Шпулька наверняка держит колымагу на виду, а может, даже расселась на столешнице…

Надежда увидеться с Богусем послезавтра вдохнула в неё силы.

— Не провожай меня, — самоотверженно сказала Тереска. — Мне придётся лететь сломя голову, а вид у меня и без того дурацкий.

— Да, если оба мы полетим сломя голову, это будет зрелище для закалённых, — согласился Богусь, чувствуя к Тереске чуть ли не благодарность. — Тогда чао, держись. Постарайся, чтобы тебя не убрали, хотя бы до послезавтра. Говорят, фильм хороший…

Разъярённая получасовым ожиданием Шпулька поняла все с первого взгляда. Тереска излучала сияние, и казалось, у неё выросли крылья. Она явилась преображённой.

— Значит, я тут торчу людям на смех из-за Богуся, — едко заметила Шпулька. — Он мне уже осточертел, этот Богусь, только лишние хлопоты из-за него… Ты что, не видишь, что уже темнеет?

Тереска не видела, ей сейчас было бы светло даже в кромешной тьме.

— Вовсе не темнеет, солнце ещё не зашло. Да, я виделась с Богусем, он пришёл как раз в тот момент, когда я выходила. А ты откуда узнала?

— Солнце уже зашло, это ты вместо него сияешь. И узнавать не надо. Только запомни раз и навсегда, я не собираюсь быть вечной жертвой твоих любовных делишек. Выбирай! Богусь или бандиты.

— Я выбираю Богуся, — без колебаний объявила Тереска. — Хватит ко мне цепляться, едем туда в последний раз. А завтра смотаемся в Тарчин.

— Завтра! — мрачно отозвалась Шпулька, разворачивая колымагу. — Стало быть, завтра Богусь занят. Ты на этом Богусе помешалась, носишься с ним как с писаной торбой.

— Завтра Богусь действительно занят, а послезавтра мы с ним идём в кино. Жизнь прекрасна!

— Для кого как, — пробурчала Шпулька, отталкиваясь левой ногой. — Мне от неё никакой радости.

Тереска пустила в ход правую ногу и, с трудом оторвавшись мыслями от Богуся, сочувственно взглянула на подругу.

— Что-то случилось?

— Закрыли буфет, где подрабатывала мама, — мрачно сообщила Шпулька. — Опять мы сядем на мель. Ума не приложу, что делать.

— О Боже, только не об этом! — простонала Тереска, чувствуя, как меркнет её радужное настроение. — Стоит мне задуматься о деньгах, как руки опускаются… Ни транзистора, ни проигрывателя, ни фотоаппарата, ни приличных шмоток, сапог и зимнего пальто — и тех нету. А отец заладил одно: воровать не буду!

— Мой твердит то же самое, — вздохнула Шпулька. — И откуда только люди берут деньги для своих чад? Кристина получает все, чего душа пожелает, и этот её… жених тоже. Родители им ни в чем не отказывают.

— Значит, их родители не чета нашим. Мои вот пальто мне обещали купить, может, купят и сапоги, а об остальном лучше и не мечтать, потому что этого балбеса, моего братца, тоже одевать нужно. Одна надежда, что сама заработаю. Если давать эти паршивые уроки по двадцать четыре часа в сутки…

И Тереска и Шпулька уже давно привыкли рассчитывать только на себя и по одёжке протягивать ножки. Унылая проза жизни упорно пыталась одолеть поэзию чувств — финансовые темы действовали на них угнетающе и приводили к упадку духа.

Ближе к месту назначения поэзия чувств все-таки взяла своё.

— Хорошо бы вытащить Богуся за город, — размечталась Тереска, — надо с ним условиться на воскресенье.

— В воскресенье мы сажаем деревья в Пырах, — напомнила ей Шпулька.

— Вот ещё! Я сажать деревья не собираюсь и тебе не советую. Это ж совсем сдуреть надо, чтобы согласиться на такое! Мы своё отработали, пускай теперь вкалывают другие.

— А я так люблю сажать деревья! Лучше в одиночку посадить целый сад, чем маяться с этими саженцами. Да ещё все время трястись, как бы бандиты не прикончили. Не знаешь, почему нас не позвали сегодня на опознание?

— Не знаю. Наверное, бандитов под рукой не оказалось. Да тебе-то что…

— Как это что? — разнервничалась Шпулька. — Думаешь, так приятно ждать, когда тебе свернут шею? Тебе тоже станет спокойнее, когда их наконец поймают.

— Не знаю, — рассеянно сказала Тереска, поглощённая какой-то увлекательной мыслью. — Не в спокойствии дело. Я не против, чтобы бандиты на меня напали, когда Богусь рядом. Он кинется меня защищать, представляешь? Это вроде бы очень сближает.

— Существуют более приятные способы для сближения. Если тебе нравится лезть на рожон, валяй, только меня от такого дела уволь. Я с Богусем сближаться не собираюсь.

— Не гони. Сейчас нам сворачивать.

Последний владелец сада, пообещавший им для благородной цели выделить под расписку пятнадцать саженцев, сидел за столом в своей кухне в компании двух гостей. Это был тучный рослый мужчина с бычьей повадкой и с физиономией, лишённой следов каких бы то ни было умственных навыков. Гости его являли собой полную противоположность друг другу. Старший, очень высокий и очень худой блондин, казался таким блеклым, будто его выстирали слишком усердно. Младший, низенький, но крепко сбитый, наоборот, был жгучим брюнетом. Старший вёл себя сдержанно, если не флегматично, и одет был с неброской элегантностью, младший нрав имел темпераментный и бурливый, а одежда его переливалась всеми цветами радуги. Странно было видеть этих троих вместе, однако нашлась тема, которую они обсуждали с живейшим интересом.

— Здесь безопасно, — толковал хозяин, хмуря брови. — Место надёжное, лучшего не найдёшь. Здесь нас не углядит никто… Надо же, принесла их нелёгкая!